В кухне что-то зазвенело и покатилось.
Я поднялся и заглянул: Полина собирала с пола осколки чашки.
— На счастье, — резюмировал я.
Она промолчала, выбросила осколки в ведро.
Принесла мне кофе, именно так, как я люблю, в большой расписной чашке с толстыми краями. Отогнув крышечку банки, спросила со странными интонациями:
— Четыре ложки?
Я удивился:
— Нет, зачем так много? Вполне достаточно пары.
Полина задумчиво размешивала молоко в чашке, и я заметил, что она прикусила губу. Поставив чашку передо мной, она устроилась напротив, с крохотной чашечкой натурального кофе.
Я извиняющимся голосом произнес:
— Это я в армии приучился пить такой кофе. Очень сытно, и согревает сразу.
Она слабо удивилась:
— Вы служили?
— Ну, если это можно так назвать. Я попал после института офицером на два года. Сам я из Перми, и так совпало, что и служить пришлось в Перми, места там красивейшие. Родители мои до сих пор там живут, я к ним часто наезжаю. У нас в Москве последние зимы уж и вовсе малоснежные, а там — как положено. Так вот намерзнешься при минус сорока, да с ветерком — обхватишь пальцами горячую кружку, вдохнешь пар, а сладкий кофе прямо горячим клубком все в тебе так и растапливает…
Она засмеялась:
— Вы так здорово рассказываете! Действительно, я тоже заметила, что снега с каждым годом все меньше. Без него зимой скучно.
Мы еще поговорили, потом я отошел с сигаретой к перилам, а Полина собрала посуду на поднос. Еще некоторое время я наблюдал за девушкой сквозь окно кухни, и мне все больше нравилось на нее смотреть…
Постель оказалась удобной, подушка пахла свежим бельем, в общем, уснул я, едва коснулся ее головой.
Проснулся, как от толчка. Прислушался, но за окном было по-прежнему тихо, только где-то вдали лягушки давали концерт. По случаю летней жары я оставил на ночь открытой дверь, которая выходила на широкую веранду.
Я уже почти уснул, когда внезапно снова услышал посторонний звук, от которого, видимо, проснулся несколькими минутами раньше.
Я поднялся, натянул джинсы и вышел на веранду. Здесь уже четко услышал влажные всхлипы и нерешительно подошел к приоткрытой двери.
Полина лежала, уткнувшись лицом в подушку. Я присел возле нее и погладил щеку тыльной стороной руки.
Она замолчала, но не отстранилась, а потом… Потом она прижала мою руку к своему лицу, и прерывисто задышала, и как-то так вышло, что я уже целовал ее влажный полуоткрытый рот, и гладкую горячую кожу, и она, задыхаясь, нетерпеливо отвечала мне. Кажется, мы не сказали друг другу и слова…
Я лежал рядом с Полиной, испытывая сильное желание закурить, но не желая отправляться на поиски сигарет. После того, как я отпустил ее, она не издала ни звука. Я приподнялся на локте, и погладил ее волосы.
Не открывая глаз, она хрипло пробормотала:
— Если хочешь — можешь закурить. Я — в душ.
Полина уселась в постели, спустив ноги на ковер. Потерла лицо руками и провела по волосам. Длинная прядь упала ей на лицо, и она нетерпеливо заправила ее за ухо.
Что-то было в ее голосе, отчего я перехватил ее за руку и попытался притянуть к себе.
Она недоуменно глянула на меня и строго сказала:
— Зачем это? Оставь.
В душе она была минут сорок.
Я не удержался и заглянул, все ли с ней в порядке. В кабинке ровно шумела вода, а Полина, не шевелясь, стояла под струями душа, подняв вверх лицо с закрытыми глазами.
Я тихо вернулся в комнату, натянул джинсы и вышел на веранду.
Устроившись в кресле, закурил.
Через некоторое время услышал, как она вышла из душа и прошлепала мокрыми ногами по лестнице вниз. Чем-то звякнула, зашумела вода, и я понял, что она варит кофе.
Я спустился:
— Не спится?
Она мотнула головой, подошла с чашечкой к перилам и хмуро уставилась куда-то.
— Я вообще плохо сплю. Иногда засыпаю только под утро.
Я подошел ближе, но почувствовал, как она сжалась, и уселся на перила спиной к ней, чтобы не видеть ее лица.
Решившись, спросил:
— Полина, я чем-то расстроил тебя?
— Нет. — Она решительно повернулась ко мне: — Мы не должны были этого делать.
Я сердито сказал:
— Если люди стали почему-то дороги друг другу, если они смогли стать ближе — разве это плохо?
Она внимательно рассмотрела гущу на дне чашечки, подняла на меня тяжелый взгляд:
— Спать с кем-то в одной постели — это не значит стать ближе.
Сейчас она совсем не была похожа на себя вчерашнюю, и я вздохнул:
— Извини, но мне не хочется беседовать с тобой в подобном тоне. Если не возражаешь — я пойду спать дальше.
Она по-прежнему смотрела на дно чашки.
Когда я уже поднялся по лестнице наполовину, неожиданно позвала:
— Алексей! Спасибо тебе за то, что не сердишься, и не упрекаешь меня, что я сама на тебя набросилась, а теперь хамлю. Прости. — Она горько улыбнулась: — Если честно, сама не знаю, что на меня нашло.
Я сдержанно попрощался:
— Спокойной ночи.
У себя в спальне я проворочался без сна часа два.
Девчонка, да что она себе позволяет!.. Завтра же уеду отсюда. Да, точно, вот увижу Ленку, поговорю с ней, и уеду. Мне тридцать шесть лет, я — успешный состоявшийся мужик, и я не могу позволить девице с настроением, сменяющимся, как погода весной, манипулировать собой.
Да, сама набросилась. А как еще прикажете это называть?! Я и в мыслях не держал ничего подобного, когда подошел к дверям ее спальни. Просто все случилось так внезапно, скоростью и силой чувств напоминая лесной пожар, который я когда-то видел…